Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дженнингс и пилот держали в руках оружие, но они не открыли огонь из боязни попасть в своего главаря. Я вцепился в руку Кетча, одновременно пытаясь сделать ему подсечку.
Он упал – и пистолет оказался у меня!
Бах! Бах! Это стрелял Дженнингс. Но он целился мне в макушку, боясь зацепить Кетча, и промахнулся. А я успел заскочить в рубку и захлопнуть за собой дверь, которая сразу затряслась от ударов пирата.
Тепловым лучом я расплавил замок, превратив его в мягкую массу. Затем еще прочнее запечатал дверь, ведя лучом по ее периметру. Вскоре она полностью слилась со стеной. Барнаби что-то выкрикивал, но я не слушал.
– Мона! Брось мне вон тот стул! Рекс, стол! Тащите сюда все металлическое, что сможете оторвать. Скорее!
Они заметались по комнате, швыряя мне металлические предметы, которые попадались им под руку. Я нагромождал их перед дверью и сваривал друг с другом тепловым лучом. Пираты прожгли дверь, они плавили один предмет за другим, но я ставил на их пути все новые преграды.
Барнаби и Керригану удалось оторвать от пола тяжеленный ящик с инструментами – целую кучу металла. Рыча от напряжения и упираясь, они толкали его ко мне. Мы с Моной бросились им на помощь, и вскоре ящик заблокировал дверь. Я немедленно пустил в ход тепловой луч. Долго же пиратам придется разбираться с баррикадой!
В комнате больше не было ничего металлического. Теперь оставалось только ждать и слушать, как – бах! бах! – пираты пробиваются к нам.
Но этого не произошло. Вновь зазвучал сигнал тревоги. Это означало, что к нам подходит космический корабль и что он совсем близко.
Через две минуты я почувствовал, как «Налетчик» легонько содрогнулся, – это отчалили спасательные шлюпки.
На экране появились три крошечные капсулы. Они понеслись прочь, как черные рыбешки, и вскоре растаяли в космической тьме.
– Отлично, – сказал я. – Осталось дождаться спасателей. Если Кетч уйдет и на этот раз, значит он того заслуживает.
– Джерри, – сказала Мона, – ты был великолепен. А я, кажется, сейчас упаду в обморок.
Что она и сделала. Осторожно оттолкнув Керригана, я успел подхватить ее на руки. Может быть, она и притворялась. Я решил, что поцелую ее и тогда выясню.
Но мне помешали. И вот почему, друзья мои, Рекс Барнаби больше никогда не позволит мне рекламировать его фильмы. Даже после того, как «Черный бродяга» имел колоссальный успех, а студия «Супер филмз» выплатила Барнаби весьма кругленькую сумму.
Я как раз собирался поцеловать Мону, когда Барнаби схватил меня за плечо:
– Вот что, умник, кто это надоумил тебя покрыть корабль медью? Если бы ты не лез не в свое дело, у меня в «Черном бродяге» играл бы сам Перси Кетч!
Вот тут я ему и врезал.
Прямо в нос. И после этого в сравнении с Барнаби даже Мона могла бы считать себя курносой!
Я – Эдем
Глава 1. Очарованный голландец
Теплый ветер, веющий над коричневыми водами Паримы, принес на открытую веранду свежий, резкий запах жимолости. Фергюсон, охваченный необъяснимым дурным предчувствием, внимательно следил за лицом голландца.
У Гроота вздрагивали ноздри. Он протянул усыпанную блестящими каплями пота толстую руку и взял стакан, однако пить не стал. Сделал глубокий вдох, закрыл глаза, и по большому рыхлому телу пробежала новая волна дрожи.
– Запах… Там был запах очень сильный, – сказал Гроот. – И деревья синие-синие… У них огромные гадкие шипы, вот такие… Нет, наверное, еще хуже. Но все цветы наблюдали. И пахли.
Темные глаза Фергюсона стрельнули в сторону бамбуковой ширмы, перегораживавшей веранду. Ему почудилось скрытое движение, и он исподтишка сделал предостерегающий жест. Возня за ширмой прекратилась. По счастью, Гроот был слишком пьян, иначе бы он наверняка услышал чье-то тяжелое дыхание.
– Ну-ну, цветы, стало быть, пахли, – подстегнул его Фергюсон. – Хотя на Амазонке вы должны были привыкнуть к запахам.
Гроот поставил стакан и потер смуглое лицо.
– Есть грехи и грехи, – произнес он. – Свою долю заповедей я нарушил, йа. Но там совсем другое. Я все время боялся, а на обратном пути страх был еще сильнее. У доктора свой научный интерес… Для него она только ценный экспонат. Но он тоже испугался. Я… почувствовал, как лес замер, когда мы схватили ее.
– Там были индейцы? – предположил Фергюсон.
Гроот вяло махнул рукой:
– Индейцы! Ну нет… не коричневые дикари. Я знаю их. Им не напугать меня так, чтобы я вспотел и ощутил, как внутренности проваливаются куда-до. Это было похоже на то, как жизнь останавливается, когда ударишь человека. Только она не совсем остановилась.
Новый порыв ароматного ветра заставил Гроота вздрогнуть. Фергюсон наполнил его стакан.
– Спасибо. Послушайте, ну… вы же ученый. Я – нет. Я просто шатаюсь по Бразилии туда-сюда. Я человек необразованный, но и несуеверный. Ходят слухи, что в лесу есть места, где кто-то обитает… ну, я иду туда, а там никого нет. Но об этом месте индейцы ничего не говорят и туда не ходят. Двадцать лет назад ходили. Потом вдруг что-то случилось. – Гроот нервно заерзал. – Не хочу я говорить об этом. И думать не хочу. Мне страшно. Мне все кажется… что я должен вернуться… чтобы помочь девочке. Понимаете, это тяжкий грех… Грех на моей душе. – Он с трудом поднялся. – Пойду-ка лягу. Не надо больше джина, нет. С меня хватит.
Фергюсон промолчал. Гроот осторожно спустился по ступеням, обернулся и сказал:
– Скалы дрожали. Я чувствовал, как земля уходит из-под ног. И эти цветы…
Он замолчал и пожевал нижнюю губу. Покачал головой, пожал плечами и покинул веранду. Джим Фергюсон проводил взглядом грузную фигуру, удаляющуюся в направлении селения. Допил джин и нахмурился, ощущая приторно-сладкий запах мадреселвы, речной жимолости, растущей по берегам Паримы. Наконец потер небритый подбородок и сказал:
– Выходите. Вы так шумели, что вспугнули голландца. Боялись, что я отправлюсь на поиски без вас?
Из-за ширм вынырнул Том Парри – худощавый, жилистый, насмешливый человек с ножевым шрамом на щеке.
– Может быть, – ответил он. – Я всегда не доверял джентльменам, и эта привычка никуда не делась.
– Польщен. – Фергюсон снова налил себе. – Где Сэмпсон?
– Здесь, – отозвался Сэмпсон, появляясь следом за Парри.
Этот приземистый смуглый человек говорил мало, но, похоже, слышал все. Он подтащил кресло, сел и потянулся за бутылкой.
Взгляд серых глаз Парри метнулся к